«Совесть есть?» Монолог 73-летнего врача, осужденного за оказание помощи раковому больному
17 октября суд в Красноярске должен огласить приговор по делу врача Алевтины Хориняк, которая выписала обезболивающее мужчине, умирающему от рака. Весной прошлого года 73-летний психотерапевт был осужден за торговлю сильнодействующими веществами с целью сбыта. Однако суд кассационной инстанции отменил рассмотрение дела и направил дело на новое рассмотрение. «Лента.ру» записала монолог доктора Гориняк о ее профессии, чувстве долга и возможных причинах появления на скамье подсудимых.
О платном и бесплатном
Уголовное дело против меня было возбуждено в 2011 году. Хотя дело происходило двумя годами ранее. Я поддерживал семью Сечиных почти двадцать лет. И сын, и мать были очень больны и инвалиды. В 90-е двоим инвалидам, живущим в частном доме, пришлось нелегко. Волонтеры церкви, к которой я принадлежу, очень им помогли. Ремонт кровли, утепление щебнем, ремонт внутренних помещений, обработка земли, озеленение, заготовка дров, угля — все это мы делали своими руками или нанимали людей. Затем у Виктора диагностировали рак. Он жил только на трамадоле. Он получил его бесплатно по льготам. Весной 2009 года в Красноярске остро ощущалась нехватка лекарств для льготников. Они были доступны в аптеках, но платно. Его врач отказался дать ему обычный рецепт за плату. Запрещено. Если пациент, имеющий право на бесплатные лекарства, покупает их по рекомендации врача за деньги, а потом начинает жаловаться на нарушение закона, врача можно легко обвинить в вымогательстве. Это наша система. Когда я снова был у Сечиных, Виктор, у которого была последняя стадия рака, десять дней прожил без обезболивающих. Он ужасно страдал. Он не только стонал, он плакал, он кричал. Поэтому я выписала рецепт на препарат, и моя подруга купила его в аптеке на свои деньги.
О врачебном долге
В этот момент я сознательно нарушил административную процедуру. Виктор не был назначен в мою клинику. Я был готов получить за это выговор. Потому что смотреть на страдания человека, зная, что ты можешь ему помочь и ничего не сделать, неправильно. Я врач и я дал клятву Гиппократа. Однако я не ожидал, что меня превратят в особо опасного преступника. Трамадол не является наркотиком. До 2008 года он свободно продавался в аптеках и был доступен всем, даже без рецепта. Позднее Госнаркоконтроль включил его в список сильнодействующих препаратов, подлежащих специальной регистрации. Хотя ни в одной стране мира этот препарат не подлежит количественному учету. Это слабый опиоид, который добавляют к наркотическим средствам для продления их действия. По закону врач может прописать только трамадол.
Алевтина Гориняк (справа)
Уголовное дело могли бы возбудить, если бы я поделился рецептом на здорового человека. Но Виктор был в нужде.
Следователь пытался доказать, что больной не нуждался в препарате. Они пытались заставить коллегу, лечившего Виктора, сделать ретроспективную запись в его медицинской карте о том, что он получал бесплатные лекарства. Сначала она согласилась. Но на очной ставке она отказалась принять грех. Она сказала, что не может больше лгать. И, несмотря на угрозы, она больше не изменила своей позиции.
О преступлении и наказании
Когда дело по ст. 327 УК РФ «Ложь» и 234 УК РФ «Незаконное приобретение, хранение с целью сбыта и сбыта сильнодействующих веществ», — привлекли на допрос меня и моего коллегу, купившего препарат. Меня самого только что выписали из больницы после операции по поводу рака.
«Интервью с вдовой застрелившегося контр-адмирала Вячеслава Апанасенко
Сначала я, конечно, плакала, у меня была депрессия — зачем мне это? Но потом я понял, что суд, наверное, нужен был только для того, чтобы показать идиотизм нашей судебной и исполнительной систем. Видно, что Госнаркоконтроль как раз выполняет план «цыплят». Осуждать безобидных врачей гораздо проще, чем впутываться в дела настоящих наркобаронов. Стоимость этих препаратов составляет 286 рублей.
Семь следователей по особенно важным вопросам работают над уголовным делом третьего года. Первая попытка была образцовой. Прокурор страстно отрицал меня. Они хотели дать мне восемь лет тюрьмы. Но, наконец, они приняли во внимание обстоятельства, успокаивающие в форме моего развития. И они сражались с штрафом в размере 15 000 рублей.
О поддержке
Когда история получила рекламу, я начал получать телефоны от пациентов и коллег со всей России. Некоторые предположили, что они сломались и помогут заплатить деньги. То же самое происходит в других регионах. Врачи просто боятся говорить об этом. Теперь мы не можем написать рецепт на сильные лекарства без дополнительных проблем. Даже если вы напишете рецепт для Pentalgine, вы будете проверены, они потребуют карты. Они обвинят нас в том, что мы доставим эту бабушку на сильные вещества.
Но для меня достижение справедливости — это вопрос правил. Я работал в течение 50 лет без одного выговора и внезапно. Как вы можете осудить врача за помощь больному? У этих людей есть совесть? Мой адвокат и я пошли до Верховного суда. И там было признано наше право, судьи сказали, что если лекарство будет предписано, оно законно. Я не хочу оставлять медицину в качестве преступника. Моя внучка учится в юридическом университете — она не сможет занять должность в государственной структуре из -за моего наказания.
О безнадежных больных
В Красноярске есть только один хоспис, но у него всего 30 коек. Это капля в море! В 1960-х годах, когда я был студентом первого курса института, я работал в онкологической клинике по вечерам. В то время правило было: если бы человек не мог позаботиться о себе, ему пришлось добраться до больницы. Государство позаботилось о том, чтобы близкие не были подчеркнуты из -за вида умирающего человека. В больнице пациент получил столько анестезии, сколько необходимо, и уход, в котором он нуждался. Ему разрешили умереть с достоинством и в мире. И куда все это ушло?
Фото: Григорий Василенко / Риа Новости
Сегодняшняя ситуация чудовищна. Если пациент не может пойти в туалет сам, больница отказывается принять это. Онкологические пациенты, пациенты лежат дома. Каждый день я вижу, как они умирают. А какой у нас арсенал медсестер? Дешевый промол. Они не покупают другие наркотики. Что такое PROMEDOL? Раньше я думал: «Как быстро уходит человек, кричит так быстро через две недели». Оказывается, он желтый, потому что он токсичен для печени. И мы относимся к себе.
О профессии
Я окончил медицинский институт Краснойрски в 1960 -х годах. Он специализировался на фтилизологии. Он работал в Норильско и Красноярске. Я вышел на пенсию в 1994 году. Мне немедленно предложили позицию терапевта в поликлинике. С тех пор я работал в той же клинике, что и окружной врач в течение последних 20 лет. Три поколения моих пациентов заменили меня. Окружной врач — это просто образ жизни, нет другого пути. Все связано с работой. Я как военный командир в моем районе: я знаю, как и где живут мои пациенты. Многие пациенты имеют мой номер телефона и могут связаться со мной в любое время. Мои коллеги меня ломают. Когда я уезжаю в отпуск, мои «сломанные» пациенты сбрасываются на них. Но я не могу отказаться кому -либо помогать. Доктор должен быть в контакте со своим пациентом.
Фото: Алексей Куденко / Коммерсант
О нормативах
Теперь стандартное время получения одного человека составляет 12 минут, план предполагает увеличение его до 15 минут. Но можете ли вы что -нибудь понять в это время? У пациента даже нет времени сказать, что его беспокоит. Отсюда и ложные диагнозы. Я часто цитирую в качестве примера случай из моей практики. Я пошел к женщине по вызову, жалуясь на высокое кровяное давление. Я знал ее долгое время. Она всегда была дружелюбной и горькой, когда я встречал ее. Но здесь она была немного крутой, ее речь немного медленная. Кровяное давление высокое, но не критическое. Он назвал скорую помощь. Доктор смотрит на нее, пожимает плечами: «Так где же инсульт?» Я ответил, что пациентка ведет себя странно, а не обычно и жалуется, что у нее темные глаза. Потом вытаскивает фонарик, смотрит то в один глаз, то в другой и говорит: «Иди в больницу сейчас же!» Инсульт развился уже в больничной палате.
О кадрах
В Москве уменьшается количество больниц и врачей. Но в Красноярске резать некого. В моей общей палате в поликлинике десять мест. Три из них свободны. В другом отделе четыре места из десяти. Половина из восьми врачей примерно моего возраста. Как вы думаете, почему я работаю в возрасте 73 лет? Больше никого нет, молодежь не идет. Тяжело, а зарплата маленькая. Поэтому администрация терпит все эти иски. Менеджер мне просто жалуется: «Как только вы даете интервью, Госнаркоконтроль приезжает нас проверять». Они пели в июне, сентябре и августе.
О льготниках
Вся система рецептов на субсидируемые лекарства — фикция. В 2006 году у нас был список бесплатных лекарств на 10 листах. Сейчас осталось 2-3 листа. И мы не всегда можем их переписать. Потому что мы должны спасти. Конечно, прямо об этом не говорят, а лишь намеками. Собираются, скажем, на собрание и говорят нам: «Мы должны аптеке три миллиона! Помните об этом!»
Несколько тысяч врачей и простых людей со всей России собрали подписи в поддержку врача из Красноярска. Петиция отправлена в Минздрав. Врачи и правозащитники считают, что приговор окажет огромное и, к сожалению, негативное влияние на медицинское сообщество. Перепуганные врачи уже не хотят прописывать обезболивающие в нужной дозе. В результате сегодня в мучениях умирают десятки людей. Некоторые не выдерживают и прибегают к добровольной «эвтаназии». В феврале этого года большой резонанс вызвала смерть контр-адмирала ВМФ Вячеслава Апанасиенко. Он выстрелил себе в голову из наградного пистолета. А в прощальном письме он написал: «Прошу обвинить в моей смерти правительство и Минздрав». Сообщается, что в марте в Москве покончили жизнь самоубийством восемь человек, больных раком. В Саратовской области мужчина, не выдержав мучений больной раком жены, из жалости застрелил ее из ружья. Он был приговорен к шести годам лишения свободы. Бывший сержант милиции Владимир Корсаков получил четыре года лишения свободы условно в Орехово-Зуево Московской области. Он задушил свою мать, у которой был рак. Дважды она пыталась покончить с собой, проглотив таблетки и перерезав ножом вены на руке. В обоих случаях она была спасена. Обезболивающих, которые ей прописали в местной клинике, оказалось недостаточно. Женщина уговорила сына помочь ей остановить агонию. Житель Заурала получил 3,5 года колонии строгого режима за убийство своей сестры, больной раком, по ее просьбе.
